Хипстерская вера

Хипстерская вера

 Чтобы идти в ногу со временем, многие евангелические пасторы следуют за законодателями хипстерской моды. Что же происходит, когда «крутой» встречается со Христом?

Бретт Мак—Крэкен

Вот вам загадка: молодой человек входит в здание. Снаружи оно похоже на непривлекательный, полуразвалившийся, заброшенный склад. Внутри у него на душе светлеет: он находит там музыку с пульсирующими басами и молодёжь в обтягивающих джинсах и ненужных галстуках. В баре чуть в сторонке продаются какие-то напитки, а безумно освещённая сцена окутана туманом. На огромные экраны выводится то, что кажется музыкальными клипами. Люди везде шлют сообщения через айфоны.

Появляется и представляется девушка с кольцом в носу и татуировкой, смахивающей на ближневосточную. Она неуклюже (но освежающе серьёзно) говорит что-то про свою страсть к общественным садам и продуктовым кооперативам. Она спрашивает его, слышал ли он новый альбом «Аркейд Файр» и делает ему комплимент по поводу его густой бороды и вида, как у дровосека. «Такие бороды – это круто», — говорит она. В конце концов, она просит дать ей информацию для контакта.

Вопрос: Этот человек в баре или в церкви?

И то, и другое.

Добро пожаловать в мир хипстерского христианства. Это мир, где такие вещи, как книги «Оставленные» и сериалы по ним, бамперные наклейки-рыбки за Иисуса и благовестие от двери к двери не вызывают ничего, кроме иронии или ностальгии. Это мир, где анафематствованы аналогии между молодёжным пастором и «Храбрым сердцем», где все согласны, что лучше бы Пэт Робертсон «был не из наших», и имеется коллективная неприязнь к искусству Томаса Кинкейда.

Последнее воплощение многолетнего столкновения «крутого» и «христианства», хипстерское христианство – это во многом бунт против той самой субкультуры, которая его породила. Это бунт против евангелизма старой школы и его дремучего законничества, апатии к искусству и прискорбного отсутствия интереса к социальной справедливости. Это также бунт против христианства в стиле Джорджа Буша: американских флагов в церквах, Десяти заповедей в судах и евангелических лидеров, слишком сильно завязших в политике консерваторов, таких как Джеймс Добсон и Джерри Фэлвелл.

Новая субкультура молодых евангелистов – я называю их «христианскими хипстерами» — выросла на современной христианской музыке, «Приключениях в Одисси» от организации Focus on the Family, фланелеграфах, каникулярной библейской школе и истерии про последнее время. Теперь всё это для них смешно, и они пытаются выжечь из себя безвкусный шлак мегацерковного христианства своей молодости – с акцентом на «завоевание душ» за счёт всего остального – и заменить его чем-то, имеющим реальный авторитет.

Они предпочитают называть себя не «христианами», а «последователями Христа». Они съёживаются при мысли о призыве выйти к алтарю, а перспектива раздачи брошюрок вызывает у них кошмары.

Христианские хипстеры тревожат некоторых церковных руководителей и озадачивают других. Но для многих наблюдателей хипстерское христианство – это увлекательная вещь. Оно возвращает им уверенность в том, что не все молодые люди уходят из  церкви. Они просто реабилитируют её образ, делают её своей.

Чтобы соответствовать этому новому ландшафту, многие евангелические пасторы и руководители церкви следуют по тропе, которую прокладывают законодатели хипстерской моды, заботясь о том, чтобы их церкви могли отметить галочкой все важные пункты в хипстерском списке:

• Вовлекать церковь в заботу о социальной справедливости и экологическую работу;
• Показывать во время служб клипы из фильмов «Братьев Коэнов» с пометкой «для ограниченного показа детям до 17 лет» (напр., «Старикам тут не место», «Фарго»);
• Финансировать церковные вылазки в микропивоварни;
• Выпускать на сцену во время поклонения пастора, одетого в шмотки от «Американ Аппэрел»;
• Не возражать против ругани;
• Печатать бюллетени только на переработанном картоне;
• Как можно больше пользоваться шрифтом Helvetica.
• Пользоваться технологиями вроде «Твиттера».

Так выглядит хипстерское христианство; вот чего оно требует. Но что же это всё значит? Что хипстерское христианство, самый последний писк моды в долгой череде писков моды среди христианских субкультур, предлагает церкви? И чего оно её лишает?

История «крутой веры»

Прежде чем разбирать эти вопросы, надо пробежаться по полустанкам довольно краткой истории «христианской крутизны».

Чаще всего говорят, что история «крутого» христианства начинается в 60-х гг. ХХ в. Его семена были посеяны распускающейся послевоенной молодёжной культурой, придавшей новую важность молодёжному служению в евангелическом мире, ростом таких околоцерковных организаций, как Youth Specialties (курсы подготовки молодёжных пасторов, основанные в 1969 г.), и общим ощущением, что для достижения всё более непокорных и контркультурных подростков христианству надо стать чуть острее и мудрее по отношению к современной моде.

Но самый большой бум «крутого» христианства произошёл самым неожиданным образом, когда в конце 60-х и начале 70-х гг. за Христом начали идти хиппи. Во главе этой компании были длинноволосые хиппи в сандалиях с глюками от ЛСД, вроде Теда Уайза и Лонни Фрисби. В Сан-Франсиско, Гринвич-Виллидже, Чикаго и по всей стране возникали хипповски-христианские кофейни и коммуны. Такие деноминации, как «Часовня на Голгофе» и «Виноградник» расцвели от харизматического пыла молодых новообращённых хиппи. Родился христианский рок во главе с такими людьми как Чак Джирард, друг Брайана Уилсона, чья группа «Лав Сонг» вышла из наркопритонов Лагуна-Бич, и Лэрри Норманн, «дедушка христианского рока», чей шедевр «На этом камне» (1969) считается первым христианским рок-альбомом. Однако вскоре альтернативное/органичекое движение за Иисуса затормозило, постепенно став традиционным. Вскоре и движение «христианский рок» превратилось в индустрию современной христианской музыки. 

К 80-м годам большинство в «Народе Иисуса» остригло волосы, сбрило бороды и сменило свои туники и сандалии на свитера в ромбик и копеечные лёгкие туфли. И всё же наследие христианского движения среди хиппи было живо. Среди прочего, особое внимание «Народа Иисуса» к глубоко личным переживаниям и исполнению Духом сохранилось, когда произошёл взлёт харизматического движения. Сохранился и чувствительный к нуждам ищущего подход «так, как вам это удобнее», ставший обычной практикой благовестия.  Сюда входило особое внимание к новизне и поднятие уровня модности и крутизны. Вслед за Чаком Смитом, обращение которого к хиппи через «Часовню на Голгофе» принёс огромные дивиденды, всё больше евангелических лидеров в 80-х и 90-х гг. активно стремилось к крутизне. Они стали обращаться к молодёжной культуре и образовывать церкви, соответствующие её нуждам, мотивированные обновлённым желанием быть современными и адекватными сегодняшнему дню.

В результате в 90-х гг. в евангелическом мире была прочно утвердившаяся молодёжная культура, построенная на инфраструктуре доходной индустрии христианской розницы и коммерческой субкультуре. Огромные христианские рок-фестивали, футболки из «Спортзала Господня», браслеты «Что бы сделал Иисус?», «Оставленные» и так далее. Это было большой бизнес. Он был корпоративным. Это был халтурный китч. И он неизбежно провоцировал бунт против себя.

Вступим в эпоху христианских хипстеров. Когда 90-е уступили своё место 2000-м, молодые евангелисты, воспитанные в показной и денежной Иисус-субкультуре, начали бунтовать. Они искали более интеллектуальной веры, такой, которая не отвергала бы наотмашь культуру, идеи и искусство светского мира. Как это обычно бывает у хипстеров, они отказывались от корпоративного менталитета целеустремлённой мегацеркви и евангелизма Мак-Мэншена, и стремились к более простой, элементарной вере, которая больше проявлялась бы в служении бедным, чем в раздаче кофе в церковном вестибюле.

Они восхищались такими молодыми христианскими авторами и пасторами, как Шейн Клейборн, Роб Белл и Дональд Миллер, читали журнал «Релевант», обожали играющего инди-фолк музыканта Суфьяна Стивенса и были очарованы древними церковными литургиями и молитвами. Они стали одеваться и вести себя как светские хипстеры: пить пиво, делать татуировки, ездить на велосипедах с фиксированной передачей, есть сырую и органическую пищу. Они интересовались большим кругом проблем (экология, ВИЧ/СПИД, глобализация), чем поколение их родителей, и голосовали за Барака Обаму.

В некотором смысле современный христианский хипстер – это полный возврат к прежнему хипповому «народу Иисуса». Но «народ Иисуса» был первоначально светскими «хипстерами», а потом – обратившись в христианство – начал сбрасывать свои хипповые одежды и обычаи, создавая отдельные общины и став, в конце концов, своей собственной субкультурой (напр. Jesus People USA – Американский Народ Иисуса). Сегодняшние христианские хипстеры поступают наоборот. Они стремятся вырваться из христианской субкультуры. Одежда и обычаи, которые они отбрасывают, суть ничто иное, как сам евангелический официоз, образовавшийся за десятилетия попыток создать «крутое» христианство. Нынешние христианские хипстеры сохраняют свою веру, но хотят, чтобы она была совместима не со светской хипстерской контркультурой, а не противостояла ей. Их миссия в том, чтобы переделать христианство, не лишив его совершенно его собственного стиля, а, по крайней мере, встроить в него вещи, которым оно ранее себя противопоставляло: искусство, науку, либеральную политику, моду и так далее.

В результате намеренного сплавления христианского и светского хипстерское христианство часто ощущает себя чем-то вроде диверсионной операции. Христианские элементы в христианском хипстере нелегко расшифровать, не потому, что их нет, а потому что они не выставлены напоказ в той мере, как, скажем, бросающиеся в глаза бороды, как у лесорубов, старомодная одежда, аксессуарная фляга, которые традиционно символизируют «хип». Вы говорите мне, что певец, исполняющий инди-фолк, кальвинист? Книга « Blue Like Jazz» о христианстве? Этот парень с татуировкой Посейдона, которого я вчера вечером видел в кальянном баре – пресвитерианский пастор? Кто бы мог подумать?

 

 Хипстерская внешность

Можем ли мы распознать какие-то явные признаки христианского хипстера в этом сбивающем с толку мире намеренно замазанных различий и переопределённых категорий?

Что делает церковь «хипстерской»? Есть ли у неё название в одно слово или греческого происхождения, или что-то напоминающее о мироздании? Часто ли пастор пользуется словами вроде царство, подлинность и справедливость, и пропускает в проповедях такие имена, как Н. Т. Райт? Рекламирует ли церковь безглютеновую возможность при причащении? Если ответ на все эти вопросы – «да», это церковь хипстерская.

Конечно, это чрезмерное упрощение. Хипстерское христианство, которое я открыл для себя, проводя исследования для своей книги – после чего я стал ездить по хипстерским церквам и беседовать с их прихожанами по всей стране – на самом деле сложно и разнообразно в своих воплощениях, хотя и не столько разнообразно в этническом и социально-экономическом плане. Хипстерское христианство – это не монолитная субкультура, которая легко укладывалась бы в наши категории, но у него определённо есть некоторые узнаваемые характеристики.

Одно, что можно по справедливости сказать о хипстерском христианстве – это то, что оно часто стремится эпатировать публику. Возьмите, например, церковь «Марс Хилл» в Сиэтле – «мекку» христианских хипстеров, где служит Марк Дрисколл, задающий неокальвинистскому христианству направление «Говард Стерн». В то воскресенье, когда я был в его церкви, Дрисколл проповедовал о танце Маханаим в Песне Песней (который он назвал «древним стриптизом» и «одним из самых пылких текстов в Библии»). В ходе проповеди Дрисколл, похожий на метросексуального диджея в тесной футболке в стиле Эда Харди, ожерелье с крестами и с причёской в стиле фо-хок, говорил о том, что жёны должны проявлять к своим мужьям «визуальную щедрость» (напр., им не надо выключать свет, когда они раздеваются и занимаются сексом). Я никогда не думал, что услышу такие вещи от проповедника с кафедры. И в этом и есть вся суть.

Внимание, уделяемое в хипстерском христианстве эпатажу, проявляется и в других вещах. Некоторые церкви проводят службы в барах и ночных клубах – «Мозаика» и Лос-Анджелесе собирается в ночном клубе «Майян», а «Северно-Бруклинский Виноградник» в Нью-Йорке – в месте под названием «Трэш-бар». Некоторые церкви, например, чикагская «Благодать», устраивают у себя дегустации вина или регулярные вылазки в микропивоварни. Несколько лет назад я даже бывал в одной англиканской церкви, которая финансировала пикник с лучшими винами, пивом и набором сигар из личной коллекции священника. Другие церкви концентрируются больше на эпатирующих проповедях, роясь в таких щекотливых темах, как гомосексуализм, жестокое обращение с детьми, торговля проститутками, ВИЧ/СПИД и т.д., иногда бросая для вкуса один-два матюка.

Ещё один отличительный признак  хипстерского христианства – это музыка на богослужениях. В соответствии с общим мотивом всего хипстерства «избегай делать то, что делают все», большинство из посещённых мною хипстерских церквей, как представляется, покончили с роком в стиле таких звёзд, как «Ю-2», который сейчас преобладает в евангелических мегацерквах. Во многих из них старинные песнопения предпочитаются современным сочинениям для хоров.

В то воскресенье, когда я был в пресвитерианской церкви «Воскресение» в Вильямсбурге (Бруклин, сердце хипстерской культуры всего мира), музыка была лаконичной  (один певец и один инструменталист), акустической, старой и благоговейной. На богослужении пели только старинные гимны, включая Immortal, Invisible, God Only Wise и Fairest Lord Jesus. В зале почти не было людей старше 35 лет.

Хипстерское христианство выражает себя и в богословии, в проповедях, где часто подчёркиваются идеи о заветах и о «новом творении», а также в попытках сконструировать более экклесиологичное и общинно-центричное понимание спасения. Такие вещи как привлечение душ и стремление к небесам приглушаются в пользу представления о том, что небеса сойдут на землю и обновят повреждённое мироздание. Таким образом, мир важен. Это не кусок гниющего хвороста, из которого все мы однажды уйдём на небо. Это место обновлённого царства. Всё это привлекает внимание христиан-хипстеров к таким вещам, как социальная справедливость, защита окружающей среды и искусство, потому что, если Бог строит Своё царство на земле, всё это важно.

Маленькие, да удаленькие

Чтобы не переоценить его важность во всемирном христианстве, следует помнить, что хипстерское христианство – это довольно узкая разновидность веры: в основном это белые евангелисты, в основном состоятельные экономически. Оно имеет мало отношения, скажем, к сельской церкви в Аппалачах или к монашеской общине в Огайо, не говоря уж о «незападном» христианстве. Оно также оказывает мало влияния на «цветные» общины в США, на что указывает Энтони Брэдли, профессор богословия в нью-йоркском Кингс-колледже, выложивший недавно в свой блог текст под названием «Могут ли христиане-хипстеры достучаться до нехипстеров: городских негров и латиноамериканцев?» Сун-Чань Ра задавался похожим вопросом в недавней статье в «Соджёрнерз» — «Неужели становленческая церковь только для белых?»

Несомненно, хипстерское христианство – затея специфическая, а значит, её общее влияние на глобальное христианство может быть ничтожным. Но оно явно формирует некоторые аспекты евангелической культуры.

Одной из позитивных ценностей хипстерства является его заинтересованность в справедливости – будь то потогонное производство или торговля проститутками, водозаборные колодцы или финансовая реформа. Хипстеры почти всегда отстаивают права аутсайдеров (иммигрантов,  бедняков, меньшинств) против тех, кто обладает властью и привилегиями. Христианам трудно будет найти какие-либо места в Писании, где было бы сказано, что Иисус не делал того же. К сожалению, многие христиане отошли от социальной справедливости и борьбы за благосостояние угнетённых, но христианские хипстеры возвращаются к этому.

У христиан-хипстеров есть также здоровое уважение к прекрасному в Божьем творении. С детским восторгом и удивлением, отличающимися от их  в иных случаях  циничного поведения, хипстеры радуются маленьким удовольствиям жизни: ездят на велосипедах вдоль рек, едят домашнюю лапшу на одеяле в переднем дворе у друга или играют с летающим диском в парке. Хипстеры ценят детали и художественное мастерство в творческих, хорошо поставленных фильмах, музыке, книгах и изделиях из дерева. Они серьёзно относятся к искусствам и признают их решающую роль в процветании человечества. Традиционному евангелическому христианству, слишком долго сидевшему в гетто низкого уровня субкультуры, следовало бы обратить на это внимание.

С другой стороны, некоторым интересно, не заходит ли хипстерское христианство слишком далеко в принятии мирского, особенно когда это мирское, возможно, становится камнем преткновения или идолом в христианской жизни. Некоторые подозревают, что это бунтарское принятие им ранее запретных поступков может в долгосрочной перспективе принести больше вреда, чем пользы.

Чтобы быть хипстером, надо быть бунтарём. Несмотря на то, что (по иронии) хипстерская культура обычно действует внутри тех самых структур, которым она противостоит, и поддерживается ими, смысл  хипстерства – это переступающий границы контркультурный бунт. И будучи таковым, хипстерское существование часто изобилует пороками. Если хипстеры не могут полностью ниспровергнуть связывающие их структуры, они могут, по крайней мере, дестабилизировать их, занимаясь гедонистическим поведениям: курением, пьянством, ругательствами, сексуальными экспериментами и так далее. В этом есть свобода, отрыв и преступление – не в смысле студенческих шалостей, как в «Джерси Шор» (если только не воспринимать этого иронически), а в том смысле, что «в бочонке из-под бурбона бывает вкусное пиво и мне чихать, если я напьюсь в стельку». Хипстеры высмеивают буржуазные причитания на тему того, что «от сигарет бывает рак» и «пить спиртное надо умеренно», решая вместо этого безбашенно и развязно принять такие пороки: «а почему бы и нет?». Если вы не хотите заниматься этим «подрывным гедонизмом» хотя бы чуть-чуть, вам будет трудновато поддержать хоть какую-то степень доверия к себе среди хипстеров.

Но что всё это значит для христианских хипстеров? Когда во имя бунта и «свободы во Христе» христиане-хипстеры начинают выглядеть и поступать, как их «коллеги» – хипстеры из мира, то же самое пить и курить, не следует ли нам поднять красный флажок?

Разве христианство не должно быть отличным и отделённым от мира? Христианские хипстеры бунтуют против традиционного христианства, которое они считают слишком неотличимым от традиционной светской культуры (потребительство, погоня за числами, канал «Фокс Ньюс», ненависть к иммигрантам, автомобили-внедорожники), но их поправки могут оказаться не лучше. Отчасти хипстерское христианство неотличимо от своего мирского аналога в той же мере, как мегацерковное христианство вчерашнего дня было неотличимо от светских пригородов с «футбольными мамами».

Перед христианами-хипстерами стоит задача выяснить, что в их культурном контексте значит облечься в нового человека, созданного по подобию Божию в истинной правде и святости (Еф. 4:24). Мы новые творения, а древнее прошло (2 Кор. 5:17). Как это сцепляется с образом беспечного глушителя «Пабста» и курителя «Парламента», который кажется важным многим хипстерам?

Ещё одна проблема в хипстерском христианстве – это его фундаментальная разовость, переходная мимолётность. Разумеется, тут есть натяжка, потому что хипстеры заново открывают для себя древнюю литургию и гимны. Но создаётся впечатление, что их ценят в основном потому, что это контркультурно, а поэтому по-своему круто. Но «крутизна» — это «сейчас». Она безжалостно гонится за чем-то следующим, большим, чем нынешнее,  отказываясь от сегодняшней моды ради завтрашней с механистической скоростью и эффективностью (будь то бейсболки или сумки).

Понятно, что такая «сиюминутная» модность – привлекательное качество для тех, кто стремится распространять христианство в современном мире. Как нас могут воспринимать всерьёз, если нас считают отсталыми или неадекватными? Такой ход мысли приводит многие церкви к одержимости погоней за новейшими технологиями, течениями в музыке для поклонения или модными богословскими словечками. Но стоит ли того эта болезненная, изматывающая гонка, с целью быть впереди крысиной стаи? И что происходит с христианством, когда оно становится, как хипстерство, хамелеоном среди быстротечных моды и преходящих трендов?

По мере роста хипстерского христианства церковные руководители будут впадать в искушение подстраивать себя (и свои церкви) под хипстерский образ. Но поступая так, эти церкви будут, вероятно, только усиливать растущее разделение между «подлинными хипстерскими» и «хипстеризированными» церквами. Первый вид – это часто просто органическое воплощение той городской среды, где живут хипстеры (а значит, и посещают церковь). Эти церкви хипстерские не потому, что сознательно стремятся быть такими, а потому, что оказались в хипстерской среде (напр., пресвитерианская церковь «Воскресение» в Бруклине или церковь «Благодать» в лондонском районе Хэкни).

Второй вид церквей, с другой стороны, усваивает то, что им кажется преобладающими у хипстеров чертами утилитарно, «адекватности ради». Эти хипстеризированные церкви – в основном пригородной, мегацерковной и «современно-вечерне-служебной» разновидностей – цепляют на себя атрибуты хипстерства не потому, что понимают или ценят их, а потому, что боятся оказаться изгоями, отставшими или нежеланными. Они играют в догонялки, бешено маневрируя ради того, чтобы быть во внутренних кругах культуры и моды, а не на пугающей их периферии.

Хипстеризированные церкви возникают в наши дни повсюду, но что это будет значить для более крупной церкви? Вернёт ли такое христианство молодёжь, или же оно будет и дальше отталкивать молодое поколение, по горло сытое тем, что его воспринимают как целевой рынок? Поможет ли хипстерское христианство решить для христианства проблему пиара? Или же оно пшикнет и улетит облачком, прежде чем мы успеем молвить хоть слово?

Это вопросы открытые. Тем временем, хипстерское христианство – это явление, иногда воодушевляющее, иногда сводящее с ума, но всегда очаровательное. К нему неприменим простой «чёрно-белый» подход. И ему нравится быть именно таким.

Статья взята из журнала «Христианство Сегодня»